17 февраля 1994 года, в ночь с воскресенья на понедельник, Лос-Анджелес пережил землетрясение магнитудой 6,7 баллов. Оно сопровождалось полным блэкаутом, и множество людей выбежали на улицу. На телефон 911 один за другим стали поступать звонки от людей, находящихся в состоянии паники. Они звонили, чтобы рассказать об ужасных явлениях прямо у них над головой. На улицах было совершенно темно, зато там, на небе, светился целый город — словно мир перевернулся. Люди рассказывали о целом облаке огней, которые никуда не уходили, сколько себя ни щипай.
Они в первый раз в жизни увидели Млечный Путь — с галактиками, мерцающими звездами, планетами на усыпанном звездами небе.
Сейчас, во время коронавируса, который почти везде «выключил город»,самое время взглянуть на мир по-новому и увидеть то, что скрыто за жизненной рутиной.
В мире сегодня происходят самые невероятные вещи. Мутные обычно каналы Венеции очистились и туда вернулись лебеди, в сардинском порту Кальяри, где обычно один туристический лайнер сменяет другой, тихо и спокойно — настолько, что там снова появились дельфины. В Китае воздух в результате остановки производств очистился настолько, что люди перестали умирать от связанных с загрязнением окружающей среды заболеваний — по некоторым подсчетам, от этого НЕ умерли более семидесяти тысяч человек — обычное число жертв плохой экологии в Поднебесной за этот период. Конечно, более трех тысяч погибших от коронавируса китайцев не вернуть — но общий баланс говорит сам за себя.
Люди сегодня переживают нечто почище блэкаута. Привычный мир рушится на глазах. Черные лебеди приплывают один за другим и сбиваются в стаи. Происходят вещи, ранее немыслимые, вроде бы принадлежащие другим эпохам: закрытие не только стран, но и городов, патрули на улицах и фактически военное положение в Европе, массовый контроль и управление людьми, приостановка действия конституционных прав и свобод, биологическое и эмоциональное заражение, паника в соцсетях… Можно говорить об информационной эпидемии и об экономическом вирусе, поразившем индустрии, которые считались передовыми. Вирус политизировался, обострив существующие противоречия, на поверхность вышли националисты крайнего толка.
Есть у этой эпидемии и экзистенциальное, и философское измерение. В 2008 году Институт Будущего Человечества, расположенный в Оксфорде, оценил риски вымирания человечества по разным причинам к 2100 году. Риск вымирания от пандемии естественного происхождения ученые оценили всего в одну двадцатую процента, в то время как пандемию искусственную они сочли в сорок раз опаснее. Самыми страшными были признаны угроза молекулярного нанотехнологического Орудия и искусственного сверхинтеллекта. Риск прекращения разумной жизни на планете из-за «серой слизи» или слишком умной машины представлялся в сто раз выше, чем то, что мы испытываем сегодня.
Что это означает? Прежде всего то, что нынешний «черный лебедь» далеко не последний и далеко не самый угрожающий. Все еще впереди — если, конечно, все будет развиваться так, как развивается. А это далеко не очевидно: ведь человечество уже проходило через самые разные вызовы, и каждый раз находилось решение.
И сегодня, когда, казалось бы, потребительское общество рухнуло, финансовый капитализм колбасит, а бизнес в самых разных отраслях накрылся медным тазом, есть замечательные истории успеха. Например, американский предприниматель Эрик Юань никогда не жил так хорошо, как сейчас. Девять лет назад этот выходец из семьи китайских горных инженеров, выпускник Шаньдунского университета, основал фирму Zoom Video Communications, которая организовывает видеоконференции. С началом эпидемии многие офисы и университеты по всему миру перешли на дистанционную работу, и спрос на услуги Zoom резко вырос.
Компания из солнечного Сан-Хосе легко захватила рынки, которыми крупные игроки брезговали. Big Tech получали свою основную прибыль в другом месте, прежде всего на продаже поведенческих продуктов ритейлу, мелким и средним компаниям, и обленились. Теперь, когда ритейл, туризм, перевозки и другие отрасли рухнули, создается впечатление, что останутся только крупные корпорации. Но и им нужно за чей-то счет питаться, поэтому скоро придется несладко и им. Грядут перемены, и открываются новые возможности для тех игроков, которые умеют расти на падающем рынке. Теперь в компании Zoom Video Communications работает около двух тысяч человек, недавний стартап стоит $40 млрд — больше чем весь «Лукойл», а личное состояние Юаня сегодня находится на уровне какого-нибудь Сулеймана Керимова.
В том числе, кстати, Zoom захватил российский рынок, несмотря на весь квасной протекционизм. Видеоконференции на тему патриотического воспитания молодежи и противодействию вредоносному влиянию оппозиции приходится теперь проводить через калифорнийско-китайское приложение. Экосистема стартапов Сколково показала себя тем, чем на самом деле и является — довольно бездарной имитацией, пафосной химерой, соединяющей веганское кафе, лобби фитнес-клуба и воспоминания о конференции в Барселоне.
Вся российская элита находится в полной растерянности, которую не удается замести под ковер. Архитектор российской экономической политики Алексей Кудрин назвал кризис, вызванный вирусом, «порожденным необычными причинами», а его исход — непредсказуемым. Высшие чиновники, впрочем, продолжают делать вид, что все под контролем и через какое-то время вернется к привычной «нормальности». Но они не могут не понимать: все планы и стратегии на годы вперед, разработанные правительством, можно отправлять в мусорное ведро.
Странным образом, вирус, отнюдь не первый в новейшей истории, ставит в тупик маститых экспертов, глав ведущих корпораций, президентов и министров по всему миру. Впросак попали целые институты и мозговые центры с нобелевскими лауреатами, обнулились тысячи страниц планов и прогнозов, сделанных на бесчисленных деловых завтраках и конференциях в самых престижных местах планеты.
Дело даже не в том, что они не сумели предсказать кризис — нет консенсуса относительно того, куда выведет кривая. Эксперты привыкли полагаться на общее мнение, а его сегодня попросту нет. Сколько продлится кризис — год, полтора, два? Сколько людей погибнет — тысячи, миллионы? Что будет с природными ресурсами? Что станет с экономикой и финансовой системой, банками, крупными корпорациями? Выживет ли капитализм, что станет с демократией? Сколько рухнет режимов? Какие последуют волны миграции, как изменятся политические и национальные границы? Все ждут, что кто-то выскажется первым, но никто не хочет лезть под пули.
Капитализация вируса
Когда чума пришла в Европу в XIV веке, она забрала на тот свет так много людей, что стало некому работать. Работники стали так ценны, что феодалы были вынуждены облегчить их положение, а в некоторых странах началось освобождение крестьян.
Но сегодняшняя ситуация не такая. Коронавирус убивает потребителей — в тот момент, когда экономика перестала производить. Мотор экономики — потребление — заглох. Устранение потребителей и спроса снимает напряжение с рынков и облегчает задачу государств. Умирают старики, которым нужно платить пенсии. Технократы довольны: легче идет оптимизация бюджетов. Коронавирус, в отличие от чумы, понижает ценность жизни. Новой экономике, где роботы производят все, люди противопоказаны: чем меньше их в компании, тем больше за нее дают на рынке и тем охотнее в нее вкладывают инвесторы. В идеальной компании не должно быть работников вообще. Поэтому коронавирус работает на капитализацию. В этом сегодня суть цифровой экономики.
В отличие от чумы, коронавирус не делает выживших свободнее — наоборот, им предстоит жить в мире, где ценность человеческой жизни падает. Во время коронавируса вся экономика стала сплошным убытком. Коронавирус работает на экономический императив, экономический императив работает на коронавирус.
Как так получилось? О том, как мир пришел к нынешнему кризису, и что следует делать, особенно криптосообществу, в одном материале не расскажешь. Здесь переплетены экономика и социум, наука и философия. В этой статье я даю лишь несколько штрихов, которые подготовят вас к продолжению разговора.
Во-первых, то, что происходит сегодня, логичный этап развития капитализма, который повторяет во многом вторую промышленную революцию. Тогда природные ресурсы вошли в оборот рынка и стали основой расширенного воспроизводства и роста капитала. К этому приложилось все остальное, в том числе общественное устройство, когда управление промышленными странами стало походить на фабрику. Сегодня вместо природных ресурсов на рынок вышел человеческий опыт. Теперь опыт — это ресурс для перевода его в поведенческие данные. Затем при помощи обработки сырых данных системами машинного обучения, нейросетями, искусственным интеллектом, производится продукт, которым выступают предсказания. Появился весьма развитый рынок предсказаний человеческого поведения, где предсказательные продукты продаются в виде поведенческих фьючерсов.
Смена экономического императива и появление совершенно новой бизнес-модели прошло практически незамеченным не только для населения, но даже для компаний, которые, тем не менее, работают внутри этой модели. Этот императив создали глобальные монополии, которые некоторые называют FAGMA — Facebook, Apple, Google, Microsoft, Amazon. Иногда к ним добавляют IBM и некоторые другие, а также китайские компании типа Baidu, Tencent, Alibaba, которые действуют в той же парадигме. Эту модель исследовательница из Гарварда Шошана Зубофф описала и назвала «капитализмом слежки», и именно эта модель слежки за людьми и управления поведением масс задает направления развития и бизнесу и обществу. Более того — мобилизовав все свои медиа-возможности и лоббистские возможности, они убеждают общество в том, что «другого пути нет».
Человек как гносеологическая гнусность
С философской точки зрения, цель «Нового времени – 2» – этого повтора второй промышленной революции — заключается в полном, тотальном «разрушении истины Бытия», как предвидел немецкий философ Мартин Хайдеггер. Такое разрушение бесконечно превосходит всякое уничтожение сущего, скажем, в новой мировой войне. Ибо уничтожается здесь не просто абстрактная «истина», о которой большинство людей не слишком часто задумываются, а бесконечный веер возможностей, который рождается поиском этой истины.
Возможность верить в идеальный мир и к нему стремиться будет абсолютно уничтожена ликвидацией свободы воли, к чему ведет «капитализм слежки». Эта модель стремится к ликвидации метафизики, поэтому всякое строительство чего бы то ни было становится бессмысленным и может быть продолжено исключительно как вид рабства: через насилие, в случае если сознание еще будет не до конца покорено, либо через превращение человека в машину, его обезжизниванием для автоматизации.
На пути к полному запрету истины Бытия возможны переходные этапы. Любую метафизику тогда могут провозгласить, по выражению Набокова, «гносеологической гнусностью», (или «гностической гнусностью», gnostical turpitude) – и объявить мыслепреступлением. Дело за малым – создать систему слежки. Человек в таком мире становится прозрачным, умные вещи ведут за ним постоянное наблюдение.
Но кто такие эти закладывающие начало, что это за начало, что именно они подготавливают?
Будучи в личной и ближайшей исторической перспективе пессимистом, Хайдеггер предвидел в отдаленной перспективе и возможность выхода, радикального поворота в человеческом существовании.
Он опирался в таких предвидениях на новоевропейскую сущность человека, для которого «самодостоверность его Самости является первой и единственной истиной». А именно над этой самостью и нависла сегодня вполне реальная угроза.
Новое время-1 завершилось букетом революций начала Экс экс века, то есть социальной сингулярностью. Точно так же Новое время-2 также может завершиться, быть закольцовано таким же событием, новой социальной сингулярностью.
За пределами сингулярности
Можем ли мы заглянуть за пределы сингулярности? Вряд ли, на то она и сингулярность. События 1917 года тоже были во многом не спонтанны, а организованы и подготовлены, но вряд ли можно сказать, что те, кто их готовил, получили запланированный результат. Постфактум можно объяснить все, что угодно, но в 1916 году никто, кроме поэтов и философов, не понимал, чему суждено случиться.
Хайдеггер занимался осмыслением процесса завершения Нового времени-1 и проявил интеллектуальную стойкость в том, что не дал себя соблазнить привлекательными вариантами «опровержения» времени и его «преодоления».
Именно таким путем пошли многие, хотя настоящей стойкости и смелости в этом не было, потому что немногие осмеливались задавать главные вопросы — как не осмеливаются и сегодня.
Человек стоит перед непредвиденными, «только еще вымалчиваемыми тайнами», писал Хайдеггер. Это совершенно справедливо и в эпоху коронавируса, и в том, что ждет нас впереди.
Что же делать? Внутри человека таятся огромные возможности — в том числе и потенциал к саморазрушению. Но на мой взгляд, нужно применить принцип creative destruction, «творческого разрушения», к самой модели развития «капитализма слежки». Нужно взорвать ее изнутри — предложив новые принципы развития и соответствующие им новые модели для социума и бизнеса.
Об этом и пойдет речь в моих следующих материалах.
А прямо сейчас воспользуйтесь образовавшимся пулом времени, чтобы переоценить привычное, начните думать «за пределами коробки». Сейчас время заняться тем, что действительно важно, время открыть новое в себе и в других. Нельзя ждать, пока все образуется, нужно начать думать: а мысль бывает очень действенна.
Выйдите на улицу и посмотрите на Млечный Путь.
Они в первый раз в жизни увидели Млечный Путь — с галактиками, мерцающими звездами, планетами на усыпанном звездами небе.
Сейчас, во время коронавируса, который почти везде «выключил город»,самое время взглянуть на мир по-новому и увидеть то, что скрыто за жизненной рутиной.
В мире сегодня происходят самые невероятные вещи. Мутные обычно каналы Венеции очистились и туда вернулись лебеди, в сардинском порту Кальяри, где обычно один туристический лайнер сменяет другой, тихо и спокойно — настолько, что там снова появились дельфины. В Китае воздух в результате остановки производств очистился настолько, что люди перестали умирать от связанных с загрязнением окружающей среды заболеваний — по некоторым подсчетам, от этого НЕ умерли более семидесяти тысяч человек — обычное число жертв плохой экологии в Поднебесной за этот период. Конечно, более трех тысяч погибших от коронавируса китайцев не вернуть — но общий баланс говорит сам за себя.
Люди сегодня переживают нечто почище блэкаута. Привычный мир рушится на глазах. Черные лебеди приплывают один за другим и сбиваются в стаи. Происходят вещи, ранее немыслимые, вроде бы принадлежащие другим эпохам: закрытие не только стран, но и городов, патрули на улицах и фактически военное положение в Европе, массовый контроль и управление людьми, приостановка действия конституционных прав и свобод, биологическое и эмоциональное заражение, паника в соцсетях… Можно говорить об информационной эпидемии и об экономическом вирусе, поразившем индустрии, которые считались передовыми. Вирус политизировался, обострив существующие противоречия, на поверхность вышли националисты крайнего толка.
Есть у этой эпидемии и экзистенциальное, и философское измерение. В 2008 году Институт Будущего Человечества, расположенный в Оксфорде, оценил риски вымирания человечества по разным причинам к 2100 году. Риск вымирания от пандемии естественного происхождения ученые оценили всего в одну двадцатую процента, в то время как пандемию искусственную они сочли в сорок раз опаснее. Самыми страшными были признаны угроза молекулярного нанотехнологического Орудия и искусственного сверхинтеллекта. Риск прекращения разумной жизни на планете из-за «серой слизи» или слишком умной машины представлялся в сто раз выше, чем то, что мы испытываем сегодня.
Что это означает? Прежде всего то, что нынешний «черный лебедь» далеко не последний и далеко не самый угрожающий. Все еще впереди — если, конечно, все будет развиваться так, как развивается. А это далеко не очевидно: ведь человечество уже проходило через самые разные вызовы, и каждый раз находилось решение.
И сегодня, когда, казалось бы, потребительское общество рухнуло, финансовый капитализм колбасит, а бизнес в самых разных отраслях накрылся медным тазом, есть замечательные истории успеха. Например, американский предприниматель Эрик Юань никогда не жил так хорошо, как сейчас. Девять лет назад этот выходец из семьи китайских горных инженеров, выпускник Шаньдунского университета, основал фирму Zoom Video Communications, которая организовывает видеоконференции. С началом эпидемии многие офисы и университеты по всему миру перешли на дистанционную работу, и спрос на услуги Zoom резко вырос.
Компания из солнечного Сан-Хосе легко захватила рынки, которыми крупные игроки брезговали. Big Tech получали свою основную прибыль в другом месте, прежде всего на продаже поведенческих продуктов ритейлу, мелким и средним компаниям, и обленились. Теперь, когда ритейл, туризм, перевозки и другие отрасли рухнули, создается впечатление, что останутся только крупные корпорации. Но и им нужно за чей-то счет питаться, поэтому скоро придется несладко и им. Грядут перемены, и открываются новые возможности для тех игроков, которые умеют расти на падающем рынке. Теперь в компании Zoom Video Communications работает около двух тысяч человек, недавний стартап стоит $40 млрд — больше чем весь «Лукойл», а личное состояние Юаня сегодня находится на уровне какого-нибудь Сулеймана Керимова.
В том числе, кстати, Zoom захватил российский рынок, несмотря на весь квасной протекционизм. Видеоконференции на тему патриотического воспитания молодежи и противодействию вредоносному влиянию оппозиции приходится теперь проводить через калифорнийско-китайское приложение. Экосистема стартапов Сколково показала себя тем, чем на самом деле и является — довольно бездарной имитацией, пафосной химерой, соединяющей веганское кафе, лобби фитнес-клуба и воспоминания о конференции в Барселоне.
Вся российская элита находится в полной растерянности, которую не удается замести под ковер. Архитектор российской экономической политики Алексей Кудрин назвал кризис, вызванный вирусом, «порожденным необычными причинами», а его исход — непредсказуемым. Высшие чиновники, впрочем, продолжают делать вид, что все под контролем и через какое-то время вернется к привычной «нормальности». Но они не могут не понимать: все планы и стратегии на годы вперед, разработанные правительством, можно отправлять в мусорное ведро.
Странным образом, вирус, отнюдь не первый в новейшей истории, ставит в тупик маститых экспертов, глав ведущих корпораций, президентов и министров по всему миру. Впросак попали целые институты и мозговые центры с нобелевскими лауреатами, обнулились тысячи страниц планов и прогнозов, сделанных на бесчисленных деловых завтраках и конференциях в самых престижных местах планеты.
Дело даже не в том, что они не сумели предсказать кризис — нет консенсуса относительно того, куда выведет кривая. Эксперты привыкли полагаться на общее мнение, а его сегодня попросту нет. Сколько продлится кризис — год, полтора, два? Сколько людей погибнет — тысячи, миллионы? Что будет с природными ресурсами? Что станет с экономикой и финансовой системой, банками, крупными корпорациями? Выживет ли капитализм, что станет с демократией? Сколько рухнет режимов? Какие последуют волны миграции, как изменятся политические и национальные границы? Все ждут, что кто-то выскажется первым, но никто не хочет лезть под пули.
Капитализация вируса
Когда чума пришла в Европу в XIV веке, она забрала на тот свет так много людей, что стало некому работать. Работники стали так ценны, что феодалы были вынуждены облегчить их положение, а в некоторых странах началось освобождение крестьян.
Но сегодняшняя ситуация не такая. Коронавирус убивает потребителей — в тот момент, когда экономика перестала производить. Мотор экономики — потребление — заглох. Устранение потребителей и спроса снимает напряжение с рынков и облегчает задачу государств. Умирают старики, которым нужно платить пенсии. Технократы довольны: легче идет оптимизация бюджетов. Коронавирус, в отличие от чумы, понижает ценность жизни. Новой экономике, где роботы производят все, люди противопоказаны: чем меньше их в компании, тем больше за нее дают на рынке и тем охотнее в нее вкладывают инвесторы. В идеальной компании не должно быть работников вообще. Поэтому коронавирус работает на капитализацию. В этом сегодня суть цифровой экономики.
В отличие от чумы, коронавирус не делает выживших свободнее — наоборот, им предстоит жить в мире, где ценность человеческой жизни падает. Во время коронавируса вся экономика стала сплошным убытком. Коронавирус работает на экономический императив, экономический императив работает на коронавирус.
Как так получилось? О том, как мир пришел к нынешнему кризису, и что следует делать, особенно криптосообществу, в одном материале не расскажешь. Здесь переплетены экономика и социум, наука и философия. В этой статье я даю лишь несколько штрихов, которые подготовят вас к продолжению разговора.
Во-первых, то, что происходит сегодня, логичный этап развития капитализма, который повторяет во многом вторую промышленную революцию. Тогда природные ресурсы вошли в оборот рынка и стали основой расширенного воспроизводства и роста капитала. К этому приложилось все остальное, в том числе общественное устройство, когда управление промышленными странами стало походить на фабрику. Сегодня вместо природных ресурсов на рынок вышел человеческий опыт. Теперь опыт — это ресурс для перевода его в поведенческие данные. Затем при помощи обработки сырых данных системами машинного обучения, нейросетями, искусственным интеллектом, производится продукт, которым выступают предсказания. Появился весьма развитый рынок предсказаний человеческого поведения, где предсказательные продукты продаются в виде поведенческих фьючерсов.
Смена экономического императива и появление совершенно новой бизнес-модели прошло практически незамеченным не только для населения, но даже для компаний, которые, тем не менее, работают внутри этой модели. Этот императив создали глобальные монополии, которые некоторые называют FAGMA — Facebook, Apple, Google, Microsoft, Amazon. Иногда к ним добавляют IBM и некоторые другие, а также китайские компании типа Baidu, Tencent, Alibaba, которые действуют в той же парадигме. Эту модель исследовательница из Гарварда Шошана Зубофф описала и назвала «капитализмом слежки», и именно эта модель слежки за людьми и управления поведением масс задает направления развития и бизнесу и обществу. Более того — мобилизовав все свои медиа-возможности и лоббистские возможности, они убеждают общество в том, что «другого пути нет».
Человек как гносеологическая гнусность
С философской точки зрения, цель «Нового времени – 2» – этого повтора второй промышленной революции — заключается в полном, тотальном «разрушении истины Бытия», как предвидел немецкий философ Мартин Хайдеггер. Такое разрушение бесконечно превосходит всякое уничтожение сущего, скажем, в новой мировой войне. Ибо уничтожается здесь не просто абстрактная «истина», о которой большинство людей не слишком часто задумываются, а бесконечный веер возможностей, который рождается поиском этой истины.
Возможность верить в идеальный мир и к нему стремиться будет абсолютно уничтожена ликвидацией свободы воли, к чему ведет «капитализм слежки». Эта модель стремится к ликвидации метафизики, поэтому всякое строительство чего бы то ни было становится бессмысленным и может быть продолжено исключительно как вид рабства: через насилие, в случае если сознание еще будет не до конца покорено, либо через превращение человека в машину, его обезжизниванием для автоматизации.
На пути к полному запрету истины Бытия возможны переходные этапы. Любую метафизику тогда могут провозгласить, по выражению Набокова, «гносеологической гнусностью», (или «гностической гнусностью», gnostical turpitude) – и объявить мыслепреступлением. Дело за малым – создать систему слежки. Человек в таком мире становится прозрачным, умные вещи ведут за ним постоянное наблюдение.
Но кто такие эти закладывающие начало, что это за начало, что именно они подготавливают?
Будучи в личной и ближайшей исторической перспективе пессимистом, Хайдеггер предвидел в отдаленной перспективе и возможность выхода, радикального поворота в человеческом существовании.
Он опирался в таких предвидениях на новоевропейскую сущность человека, для которого «самодостоверность его Самости является первой и единственной истиной». А именно над этой самостью и нависла сегодня вполне реальная угроза.
Новое время-1 завершилось букетом революций начала Экс экс века, то есть социальной сингулярностью. Точно так же Новое время-2 также может завершиться, быть закольцовано таким же событием, новой социальной сингулярностью.
За пределами сингулярности
Можем ли мы заглянуть за пределы сингулярности? Вряд ли, на то она и сингулярность. События 1917 года тоже были во многом не спонтанны, а организованы и подготовлены, но вряд ли можно сказать, что те, кто их готовил, получили запланированный результат. Постфактум можно объяснить все, что угодно, но в 1916 году никто, кроме поэтов и философов, не понимал, чему суждено случиться.
Хайдеггер занимался осмыслением процесса завершения Нового времени-1 и проявил интеллектуальную стойкость в том, что не дал себя соблазнить привлекательными вариантами «опровержения» времени и его «преодоления».
Именно таким путем пошли многие, хотя настоящей стойкости и смелости в этом не было, потому что немногие осмеливались задавать главные вопросы — как не осмеливаются и сегодня.
Человек стоит перед непредвиденными, «только еще вымалчиваемыми тайнами», писал Хайдеггер. Это совершенно справедливо и в эпоху коронавируса, и в том, что ждет нас впереди.
Что же делать? Внутри человека таятся огромные возможности — в том числе и потенциал к саморазрушению. Но на мой взгляд, нужно применить принцип creative destruction, «творческого разрушения», к самой модели развития «капитализма слежки». Нужно взорвать ее изнутри — предложив новые принципы развития и соответствующие им новые модели для социума и бизнеса.
Об этом и пойдет речь в моих следующих материалах.
А прямо сейчас воспользуйтесь образовавшимся пулом времени, чтобы переоценить привычное, начните думать «за пределами коробки». Сейчас время заняться тем, что действительно важно, время открыть новое в себе и в других. Нельзя ждать, пока все образуется, нужно начать думать: а мысль бывает очень действенна.
Выйдите на улицу и посмотрите на Млечный Путь.
