Министерство юстиции РФ подготовило два пособия, разъясняющих, как проводить судебную экспертизу по статьям КоАП и УК о действиях Вооруженных сил РФ в ходе спецоперации на Украине.
Первый документ объясняет, как проводить судебную лингвистическую экспертизу в делах о «публичном распространении заведомо ложной информации» об использовании вооруженных сил (имеется в виду ст. 207.3 УК РФ). Второй посвящен «комплексной психолого-лингвистической экспертизе» материалов о «публичной дискредитации использования» вооруженных сил (ст. 20.3.3 КоАП и ст. 280.3 УК). Обе методички уже «разосланы во все региональные управления» министерства.
Пособия были утверждены подведомственным Минюсту НИИ судебных экспертиз еще 17 июня. Авторы пишут, что методички разработаны «в связи с актуальностью задач, обусловленных применением новых правовых норм законодательства РФ».
Первая методичка предназначена для экспертизы о «публичном распространении под видом достоверных сообщений заведомо ложной (недостоверной) информации».
Отметим, что в ней часто употребляется слово «фейк», хотя законодательство не содержит такого термина. Авторы пособия указывают, что объектом экспертизы здесь является «сообщение», которое может быть исследовано «только с учетом контекста его размещения и коммуникативной ситуации». Они подчеркивают: «За пределы специальных знаний эксперта-лингвиста выходят решение вопросов, связанных с установлением заведомо ложной информации, квалификация информации как фейка, выявление признаков фейковой информации, а также проверка информации на соответствие действительности». «Основной задачей» экспертизы является «установление способа подачи содержащейся в материале информации».
«Эксперт не должен рассуждать о фактах и их достоверности, не говоря уже об их "заведомой ложности" для человека.— Эксперт должен решить, есть ли там утверждения о фактах и относятся ли они к составу статьи — то есть они о ВС или о погоде».
Если «информация подается в виде утверждения о фактах и событиях», то это «позволяет правоприменителю установить ее ложность или достоверность», говорится в методичке. Авторы напоминают, что в России уже устоялась судебная практика по вопросам «заведомо ложной информации» об эпидемии COVID-19. Но если окажется, что человек высказал не утверждение, а «мнение» — расслабляться рано. «Мнение о факте использования вооруженных сил или оценка данного факта является признаком другого коммуникативного действия — а именно дискредитации использования вооруженных сил».
Вопросы «дискредитации» сформулированы во второй методичке.
Здесь объектом экспертизы тоже является «сообщение», однако задача эксперта иная — «установление типа "экстремистского" значения, выраженного в материале». Минюст в методичке предлагает три типа таких экстремистских значений: «дискредитация использования ВС РФ», «дискредитация исполнения органами госвласти своих полномочий в целях защиты интересов РФ и ее граждан» — и «побуждение (в том числе в форме призыва) к воспрепятствованию использования ВС РФ». Эксперты признаются, что не понимают, «как можно было написать такое»: «Очень расширительно толкуется сам состав, откуда все это взято, неясно. Как в состав о "дискредитации" попали какие-то призывы?»
В методичке разъясняется, что под «дискредитацией» следует понимать «умышленные действия, направленные на подрыв доверия к органам госвласти, умаление их авторитета». «В материалах должно содержаться обсуждение целей использования ВС России, что является обоснованием их негативной оценки, тем самым должно иметь место побуждение к мнению, то есть убеждение адресата в правильности такой оценки»,— говорится в тексте. «По сути, прямо сказано, что выражение негативного отношения к некоему использованию ВС — уже признак их "дискредитации".— Поскольку вменяемое действие — это всегда высказывание, найденная так совокупность признаков и будет полностью описывать соответствие деяния составу статьи.
Де-факто на эксперта возлагается задача расследования, финальное решение оставлено правоохранителям и суду. Это использование экспертизы вместо расследования, а не в помощь ему».
Первый документ объясняет, как проводить судебную лингвистическую экспертизу в делах о «публичном распространении заведомо ложной информации» об использовании вооруженных сил (имеется в виду ст. 207.3 УК РФ). Второй посвящен «комплексной психолого-лингвистической экспертизе» материалов о «публичной дискредитации использования» вооруженных сил (ст. 20.3.3 КоАП и ст. 280.3 УК). Обе методички уже «разосланы во все региональные управления» министерства.
Пособия были утверждены подведомственным Минюсту НИИ судебных экспертиз еще 17 июня. Авторы пишут, что методички разработаны «в связи с актуальностью задач, обусловленных применением новых правовых норм законодательства РФ».
Первая методичка предназначена для экспертизы о «публичном распространении под видом достоверных сообщений заведомо ложной (недостоверной) информации».
Отметим, что в ней часто употребляется слово «фейк», хотя законодательство не содержит такого термина. Авторы пособия указывают, что объектом экспертизы здесь является «сообщение», которое может быть исследовано «только с учетом контекста его размещения и коммуникативной ситуации». Они подчеркивают: «За пределы специальных знаний эксперта-лингвиста выходят решение вопросов, связанных с установлением заведомо ложной информации, квалификация информации как фейка, выявление признаков фейковой информации, а также проверка информации на соответствие действительности». «Основной задачей» экспертизы является «установление способа подачи содержащейся в материале информации».
«Эксперт не должен рассуждать о фактах и их достоверности, не говоря уже об их "заведомой ложности" для человека.— Эксперт должен решить, есть ли там утверждения о фактах и относятся ли они к составу статьи — то есть они о ВС или о погоде».
Если «информация подается в виде утверждения о фактах и событиях», то это «позволяет правоприменителю установить ее ложность или достоверность», говорится в методичке. Авторы напоминают, что в России уже устоялась судебная практика по вопросам «заведомо ложной информации» об эпидемии COVID-19. Но если окажется, что человек высказал не утверждение, а «мнение» — расслабляться рано. «Мнение о факте использования вооруженных сил или оценка данного факта является признаком другого коммуникативного действия — а именно дискредитации использования вооруженных сил».
Вопросы «дискредитации» сформулированы во второй методичке.
Здесь объектом экспертизы тоже является «сообщение», однако задача эксперта иная — «установление типа "экстремистского" значения, выраженного в материале». Минюст в методичке предлагает три типа таких экстремистских значений: «дискредитация использования ВС РФ», «дискредитация исполнения органами госвласти своих полномочий в целях защиты интересов РФ и ее граждан» — и «побуждение (в том числе в форме призыва) к воспрепятствованию использования ВС РФ». Эксперты признаются, что не понимают, «как можно было написать такое»: «Очень расширительно толкуется сам состав, откуда все это взято, неясно. Как в состав о "дискредитации" попали какие-то призывы?»
В методичке разъясняется, что под «дискредитацией» следует понимать «умышленные действия, направленные на подрыв доверия к органам госвласти, умаление их авторитета». «В материалах должно содержаться обсуждение целей использования ВС России, что является обоснованием их негативной оценки, тем самым должно иметь место побуждение к мнению, то есть убеждение адресата в правильности такой оценки»,— говорится в тексте. «По сути, прямо сказано, что выражение негативного отношения к некоему использованию ВС — уже признак их "дискредитации".— Поскольку вменяемое действие — это всегда высказывание, найденная так совокупность признаков и будет полностью описывать соответствие деяния составу статьи.
Де-факто на эксперта возлагается задача расследования, финальное решение оставлено правоохранителям и суду. Это использование экспертизы вместо расследования, а не в помощь ему».
