"Что такое смерть? Это начало новой жизни."
Ещё не зайдя в комнату я догадывалась, что увижу.
Но мои предположения это одно, а суровая реальность это другое.
Шестидесятитрехлетняя женщина лежала в непривычной позе на красно-коричневом диване-софе. Её влажные, грязные от пота короткие седые волосы липкими прядями развалились по подушке. Изо рта текла слюна, а при выдохе раздавался характерный звук раздувающихся щек и губ. «Парусит» — подумала я — «ловить нечего, это конец…».
Мой врач, посмотрев на меня украдкой, двинулся вперёд. Я молчаливой тенью скользнула за ним. Мы принялись за осмотр.
Решительным жестом отодвинув своего коллегу начинаю первой. Шерстяная фиолетовая кофта была застегнута на три пуговицы, снимаю.
Состояние: кома 2-3 степени. Недалеко и до 4, последней.
Глаза: это самое важное. Они были пустые и отчужденные. Один зрачок больше другого – «анизокория», — отметила я.
Взяв голову в руки и положив на ладонь правой руки попыталась её приподнять и привести подбородок к груди – мышцы отказывались слушаться — «ригидность мышц затылка».
Руки были напряжены словно струны — «парезы», — проскочил очередной термин в голове. Ноги: взяв левую ногу правой рукой под колено, а левой рукой за голеностоп я постаралась её выпрямить, не удалось— «Керниг», — всплыла фамилия очередного автора и симптома.
Смотрю правую ногу, результат тот же.
Ниже. Беру шариковую ручку и колпачком провожу по пятке- пальцы веером разошлись вверх— «Бабинский», — услужливая память цитировала учебник неврологии. В голове уже созревает череда диагнозов. Один за другим. Важно то что кровь из разорвавшегося сосуда хлынула в мозг. Скорее в ствол мозга.
Ствол — мозга- это дорога связывающая мозг с телом, и эта связь теперь потеряна. Ишемический инсульт или разрыв аневризмы сосудов головного мозга. Перед глазами возникли образы из учебника и препараты из анатомички. Ход сосудов, нервов, извилины мозга, черепная коробка. Я задумалась.
Мой коллега отводит меня в сторону и продолжает осмотр. Я слежу за точными и выверенными годами движениями. Понимая всё. Эмоций нет- есть холодный разум и расчет. Снимаем ЭКГ- сердце бьется медленно, но четко. Оно сильное в отличие от мозга, он предательски сдался…
Иду за мягкими носилками в машину. Водитель молчит, он всё понимает, всякое видал. Не впервой. Медленно закрывает машину и идет со мной. Укладываем носилки на пол, на них шерстяное одеяло и простынь. Все происходит молча. Все движения точные и четкие, как у роботов. Осторожно опускаем больную на простынь и заворачиваем. Водитель даёт мне ключи. Я знаю, что надо делать. Пока мужики тащат ещё живое тело на мягких носилках, я с ящиком и кардиографом иду открывать машину, кладу на свои места вещи и выдвигаю стационарные носилки на колесиках.
Жду. А вот и они. Осторожно грузим больную. Все по местам. Ну, собрались, поехали. С Богом!
Подключили кислород. Мерное пиканье аппарата и ритмичные «вдохи-выдохи» автоматики немного убаюкивали и рассредоточивали внимание. Начались судороги. Оранжевый ящик открыт на ходу, ампула звонко чпокнула, в шприц потянулась желтоватая жидкость. Вену я нашла сразу. Давление стабильное - низкое, но стабильное. Судороги остановились.
Эх, дыхательный центр может сказать своё «фи», и отказаться работать вообще, но пока исправно трудиться.
Водитель распугивал кваканьем сирены и светом маяков народ в пробке, он не уставал орать матом на всех и вся. Но это помогало слабо. Застряли на переезде. Единственная мысль была у меня в то время: — «Если она умрет, то доктору придется писать три карты и констатировать смерть в машине, придется ехать в милицию и долго оформлять бумаги», — да и перед доктором просто почему-то было совестно. Не знаю почему. Эти сорок минут показались вечностью. Сирена воет с крыши машины и от этого завывания очень болит голова. Слышно, как крутятся маяки на крыше. А на носилках лежит женщина и медленно умирает.
На горизонте показался забор больницы. Едем сразу по пандусу на второй этаж в реанимацию, минуя приемное отделение.
Дежурный вопрос от дежурного же врача:
—Что везем?
—Кому 2-3 степени. Геморрагический инсульт.
—Почему к нам?
—По показаниям, — чуть не ляпнула «по кочану», но смолчала.
Мой врач берет инициативу в свои руки, отводит коллегу врача реанимации в сторонку и тихо, но четко перечисляет все симптомы и предположительный диагноз.
Я начинаю заполнять сопроводок. Паспорт, полис, сопроводительный лист. Все формальности соблюдены. Ну вот последняя точка в документе поставлена:
— «Прощай».
Из глаз сами собой потекли слезы. Сильно потекли, много, молча. Слезы текли и текли, а на душе была пустота.
Водитель курил рядом с машиной. Он устал. Руки у него тряслись. Выложился он, выложился и движок мотора. По дороге мы несколько раз чуть не попали в аварию и чуть не перевернулись на крутом повороте. Но ведь чуть-чуть не считается. Дорога позади, а значит можно и покурить. Приехали.
Я сидела в машине, взгляд остановился на какой то не видимой, расплывающейся точке, а непослушные слезы сами по себе катились по щекам, молча.
Задняя дверь открылась и показался нос медбрата реанимационного отделения:
—Грузим….
Ой, а почему Вы плачете?
—Это...........моя мама.
Вопросов больше не было. Все понимали, что это была дорога в один конец.
Ещё не зайдя в комнату я догадывалась, что увижу.
Но мои предположения это одно, а суровая реальность это другое.
Шестидесятитрехлетняя женщина лежала в непривычной позе на красно-коричневом диване-софе. Её влажные, грязные от пота короткие седые волосы липкими прядями развалились по подушке. Изо рта текла слюна, а при выдохе раздавался характерный звук раздувающихся щек и губ. «Парусит» — подумала я — «ловить нечего, это конец…».
Мой врач, посмотрев на меня украдкой, двинулся вперёд. Я молчаливой тенью скользнула за ним. Мы принялись за осмотр.
Решительным жестом отодвинув своего коллегу начинаю первой. Шерстяная фиолетовая кофта была застегнута на три пуговицы, снимаю.
Состояние: кома 2-3 степени. Недалеко и до 4, последней.
Глаза: это самое важное. Они были пустые и отчужденные. Один зрачок больше другого – «анизокория», — отметила я.
Взяв голову в руки и положив на ладонь правой руки попыталась её приподнять и привести подбородок к груди – мышцы отказывались слушаться — «ригидность мышц затылка».
Руки были напряжены словно струны — «парезы», — проскочил очередной термин в голове. Ноги: взяв левую ногу правой рукой под колено, а левой рукой за голеностоп я постаралась её выпрямить, не удалось— «Керниг», — всплыла фамилия очередного автора и симптома.
Смотрю правую ногу, результат тот же.
Ниже. Беру шариковую ручку и колпачком провожу по пятке- пальцы веером разошлись вверх— «Бабинский», — услужливая память цитировала учебник неврологии. В голове уже созревает череда диагнозов. Один за другим. Важно то что кровь из разорвавшегося сосуда хлынула в мозг. Скорее в ствол мозга.
Ствол — мозга- это дорога связывающая мозг с телом, и эта связь теперь потеряна. Ишемический инсульт или разрыв аневризмы сосудов головного мозга. Перед глазами возникли образы из учебника и препараты из анатомички. Ход сосудов, нервов, извилины мозга, черепная коробка. Я задумалась.
Мой коллега отводит меня в сторону и продолжает осмотр. Я слежу за точными и выверенными годами движениями. Понимая всё. Эмоций нет- есть холодный разум и расчет. Снимаем ЭКГ- сердце бьется медленно, но четко. Оно сильное в отличие от мозга, он предательски сдался…
Иду за мягкими носилками в машину. Водитель молчит, он всё понимает, всякое видал. Не впервой. Медленно закрывает машину и идет со мной. Укладываем носилки на пол, на них шерстяное одеяло и простынь. Все происходит молча. Все движения точные и четкие, как у роботов. Осторожно опускаем больную на простынь и заворачиваем. Водитель даёт мне ключи. Я знаю, что надо делать. Пока мужики тащат ещё живое тело на мягких носилках, я с ящиком и кардиографом иду открывать машину, кладу на свои места вещи и выдвигаю стационарные носилки на колесиках.
Жду. А вот и они. Осторожно грузим больную. Все по местам. Ну, собрались, поехали. С Богом!
Подключили кислород. Мерное пиканье аппарата и ритмичные «вдохи-выдохи» автоматики немного убаюкивали и рассредоточивали внимание. Начались судороги. Оранжевый ящик открыт на ходу, ампула звонко чпокнула, в шприц потянулась желтоватая жидкость. Вену я нашла сразу. Давление стабильное - низкое, но стабильное. Судороги остановились.
Эх, дыхательный центр может сказать своё «фи», и отказаться работать вообще, но пока исправно трудиться.
Водитель распугивал кваканьем сирены и светом маяков народ в пробке, он не уставал орать матом на всех и вся. Но это помогало слабо. Застряли на переезде. Единственная мысль была у меня в то время: — «Если она умрет, то доктору придется писать три карты и констатировать смерть в машине, придется ехать в милицию и долго оформлять бумаги», — да и перед доктором просто почему-то было совестно. Не знаю почему. Эти сорок минут показались вечностью. Сирена воет с крыши машины и от этого завывания очень болит голова. Слышно, как крутятся маяки на крыше. А на носилках лежит женщина и медленно умирает.
На горизонте показался забор больницы. Едем сразу по пандусу на второй этаж в реанимацию, минуя приемное отделение.
Дежурный вопрос от дежурного же врача:
—Что везем?
—Кому 2-3 степени. Геморрагический инсульт.
—Почему к нам?
—По показаниям, — чуть не ляпнула «по кочану», но смолчала.
Мой врач берет инициативу в свои руки, отводит коллегу врача реанимации в сторонку и тихо, но четко перечисляет все симптомы и предположительный диагноз.
Я начинаю заполнять сопроводок. Паспорт, полис, сопроводительный лист. Все формальности соблюдены. Ну вот последняя точка в документе поставлена:
— «Прощай».
Из глаз сами собой потекли слезы. Сильно потекли, много, молча. Слезы текли и текли, а на душе была пустота.
Водитель курил рядом с машиной. Он устал. Руки у него тряслись. Выложился он, выложился и движок мотора. По дороге мы несколько раз чуть не попали в аварию и чуть не перевернулись на крутом повороте. Но ведь чуть-чуть не считается. Дорога позади, а значит можно и покурить. Приехали.
Я сидела в машине, взгляд остановился на какой то не видимой, расплывающейся точке, а непослушные слезы сами по себе катились по щекам, молча.
Задняя дверь открылась и показался нос медбрата реанимационного отделения:
—Грузим….
Ой, а почему Вы плачете?
—Это...........моя мама.
Вопросов больше не было. Все понимали, что это была дорога в один конец.
